Воробьев а н тяжелая атлетика. Аркадий никитич воробьев - первый ректор московского областного государственного института физической культуры. Годы тяжелые, годы военные

, СССР

Дата смерти

Награды и медали

Тяжёлая атлетика
Олимпийские игры
Золото Мельбурн 1956 -90
Золото Рим 1960 -90
Бронза Хельсинки 1952 -82,5
Чемпионаты мира
Золото Стокгольм 1953 -82,5
Золото Вена 1954 -90
Золото Мюнхен 1955 -90
Золото Тегеран 1957 -90
Золото Стокгольм 1958 -90
Серебро Варшава 1959 -90
Бронза Вена 1961 -90
Чемпионаты Европы
Золото Париж 1950 -82,5
Золото Стокгольм 1953 -82,5
Золото Вена 1954 -90
Золото Мюнхен 1955 -90
Золото Стокгольм 1958 -90
Государственные награды
|

Арка́дий Ники́тич Воробьёв (3 октября (19241003 ) , в городе Тетюши , что примерно в 170 километрах от Казани, на границе с Ульяновской областью. - 22 декабря , Москва ) - советский тяжелоатлет , учёный, писатель. Заслуженный мастер спорта СССР (1952), Заслуженный тренер СССР (1964). Олимпийский чемпион (1956, 1960 годов), бронзовый призёр 1952 года, неоднократный чемпион и рекордсмен мира (26 рекордов мира), Европы и СССР в 1950-1959 годах.

В честь Аркадия Воробьёва в г.Тетюши названа улица

Биография

На фронте Аркадий Воробьёв оказался десятиклассником. Крепкий юноша тут же был отправлен в школу водолазов, после чего он попал на службу в Черноморский флот. Аркадий Никитич прошёл всю войну, удостоившись множества боевых наград, включая медаль «За отвагу» , орден «За заслуги перед Отечеством IV степени» и орден «Отечественной войны II степени» . После войны участвовал в восстановлении одесского порта. Член КПСС с 1954 года .

Умер 22 декабря 2012 года. Похоронен на Востряковском кладбище Москвы.

Награды

  • Почётный знак «За заслуги в развитии физической культуры и спорта» (1999)

См. также

Напишите отзыв о статье "Воробьёв, Аркадий Никитич"

Примечания

Ссылки

  • - олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Воробьёв, Аркадий Никитич

– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.

На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l"Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь. – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов, – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.

(1924-10-03 ) Место рождения Дата смерти Спортивная карьера

с по Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Рабочая сторона

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Тренер

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Рост

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Вес

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Спортивное звание

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Награды и медали

Тяжёлая атлетика
Олимпийские игры
Золото Мельбурн 1956 -90
Золото Рим 1960 -90
Бронза Хельсинки 1952 -82,5
Чемпионаты мира
Золото Стокгольм 1953 -82,5
Золото Вена 1954 -90
Золото Мюнхен 1955 -90
Золото Тегеран 1957 -90
Золото Стокгольм 1958 -90
Серебро Варшава 1959 -90
Бронза Вена 1961 -90
Чемпионаты Европы
Золото Париж 1950 -82,5
Золото Стокгольм 1953 -82,5
Золото Вена 1954 -90
Золото Мюнхен 1955 -90
Золото Стокгольм 1958 -90
Государственные награды
Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени
Орден Дружбы Орден Ленина Орден Отечественной войны II степени Орден Трудового Красного Знамени
Орден Дружбы народов Орден Красной Звезды Орден «Знак Почёта» Юбилейная медаль «За доблестный труд (За воинскую доблесть). В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина»
Медаль «За отвагу» Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» 40px 40px
40px 40px 40px 40px
40px 40px 40px |40px 40px
40px

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Арка́дий Ники́тич Воробьёв (3 октября (19241003 ) , в городе Тетюши , что примерно в 170 километрах от Казани, на границе с Ульяновской областью. - 22 декабря , Москва ) - советский тяжелоатлет , учёный, писатель. Заслуженный мастер спорта СССР (1952), Заслуженный тренер СССР (1964). Олимпийский чемпион (1956, 1960 годов), бронзовый призёр 1952 года, неоднократный чемпион и рекордсмен мира (26 рекордов мира), Европы и СССР в 1950-1959 годах.

В честь Аркадия Воробьёва в г.Тетюши названа улица

Биография

На фронте Аркадий Воробьёв оказался десятиклассником. Крепкий юноша тут же был отправлен в школу водолазов, после чего он попал на службу в Черноморский флот. Аркадий Никитич прошёл всю войну, удостоившись множества боевых наград, включая медаль «За отвагу» , орден «За заслуги перед Отечеством IV степени» и орден «Отечественной войны II степени» . После войны участвовал в восстановлении одесского порта. Член КПСС с 1954 года .

Умер 22 декабря 2012 года. Похоронен на Востряковском кладбище Москвы.

Награды

  • Почётный знак «За заслуги в развитии физической культуры и спорта» (1999)

См. также

Напишите отзыв о статье "Воробьёв, Аркадий Никитич"

Примечания

Ссылки

  • - олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Воробьёв, Аркадий Никитич

Прошло много лет с того чудесного тёплого завтрака, но эти её слова навсегда впечатались в мою память и стали одним из «неписанных» законов моей жизни, в которой «падать», к сожалению, мне пришлось очень много раз, но до сих пор всегда удавалось подняться. Проходили дни, я всё больше и больше привыкала к своему удивительному и такому ни на что не похожему миру и, несмотря на некоторые неудачи, чувствовала себя в нём по-настоящему счастливой.
К тому времени я уже чётко поняла, что не смогу найти никого, с кем могла бы открыто делиться тем, что со мной постоянно происходило, и уже спокойно принимала это, как должное, больше не огорчаясь и не пытаясь кому-то что-то доказать. Это был мой мир и, если он кому-то не нравился, я не собиралась никого насильно туда приглашать. Помню, позже, читая одну из папиных книг, я случайно наткнулась на строки какого-то старого философа, которые были написаны много веков назад и которые меня тогда очень обрадовали и несказанно удивили:
«Будь, как все, иначе жизнь станет невыносимой. Если в знании или умении оторвёшься от нормальных людей слишком далеко, тебя перестанут понимать и сочтут безумцем. В тебя полетят камни, от тебя отвернётся твой друг»…
Значит уже тогда (!) на свете были «необычные» люди, которые по своему горькому опыту знали, как это всё непросто и считали нужным предупредить, а если удастся – и уберечь, таких же «необычных», какими были они сами, людей!!!
Эти простые слова, когда-то давно жившего человека, согрели мою душу и поселили в ней крохотную надежду, что когда-нибудь я возможно и встречу кого-то ещё, кто будет для всех остальных таким же «необычным», как я сама, и с кем я смогу свободно говорить о любых «странностях» и «ненормальностях», не боясь, что меня воспримут «в штыки» или, в лучшем случае, – просто безжалостно высмеют. Но эта надежда была ещё настолько хрупкой и для меня невероятной, что я решила поменьше увлекаться, думая о ней, чтобы, в случае неудачи, не было бы слишком больно «приземляться» с моей красивой мечты в жёсткую реальность…
Даже из своего короткого опыта я уже понимала, что во всех моих «странностях» не было ничего плохого или отрицательного. А если иногда какие-то из моих «экспериментов» и не совсем получались, то отрицательное действие теперь проявлялось уже только на меня, но не на окружающих меня людей. Ну, а если какие-то друзья, из-за боязни быть вовлечёнными в мои «ненормальности», от меня отворачивались – то такие друзья мне были просто не нужны…
И ещё я знала, что моя жизнь кому-то и для чего-то видимо была нужна, потому, что в какую бы опасную «передрягу» я не попадала, мне всегда удавалось из неё выйти без каких-либо негативных последствий и всегда как-будто кто-то неизвестный мне в этом помогал. Как, например, и произошло тем же летом, в момент, когда я чуть было не утонула в нашей любимой реке Нямунас...

Был очень жаркий июльский день, температура держалась не ниже +40 градусов. Накалившийся «до бела» воздух был сухим, как в пустыне и буквально «трещал» в наших лёгких при каждом вздохе. Мы сидели на берегу реки, бессовестно потея и ловили ртами воздух, как выброшенные на сушу перегревшиеся караси… И уже почти что полностью «поджарившись» на солнышке, тоскующими глазами смотрели на воду. Привычной влаги абсолютно не чувствовалось и поэтому всей ребятне дико хотелось как можно быстрее окунуться. Но купаться было немножко боязно, так как это был другой, не привычный нам берег реки, а Нямунас, как известно, издавна была той глубокой и непредсказуемой рекой, с которой шутки шутить не советовалось.
Наш старый любимый пляж был на время закрыт для чистки, поэтому мы все временно собрались на месте более или менее кому-то знакомом, и все пока что дружно «сушились» на берегу, никак не решаясь купаться. У самой реки росло огромное старое дерево. Его длинные шелковистые ветви, при малейшем дуновении ветра, касались воды, тихо лаская её нежными лепестками, а мощные старые корни, упираясь в речные камни, сплетались под ним в сплошной «бородавчатый» ковёр, создавая своеобразную, нависающую над водой, бугристую крышу.
Вот это-то старое мудрое дерево, как ни странно, и являло собой реальную опасность для купающихся… Вокруг него, по какой-то причине, в воде создавалось множество своеобразных «воронок», которые как бы «всасывали» попавшегося человека в глубину и надо было быть очень хорошим пловцом, чтобы суметь удержаться на поверхности, тем более, что место под деревом как раз было очень глубоким.
Но детям говорить об опасности, как известно, почти что всегда бесполезно. Чем больше их убеждают заботливые взрослые, что с ними может произойти какая-то непоправимая беда, тем больше они уверенны, что «может быть с кем-то это и может случиться, но, конечно же, только не с ними, не здесь и не сейчас»… А само ощущение опасности, наоборот – их только ещё больше притягивает, тем самым, провоцируя иногда на глупейшие поступки.
Вот примерно так же думали и мы – четверо «бравых» соседских ребят и я, и, не вытерпев жары, всё же решили искупаться. Река выглядела тихой и спокойной, и никакой опасности вроде бы собой не представляла. Мы договорились наблюдать друг за другом и дружно поплыли. В начале вроде бы всё было, как обычно – течение было не сильнее, чем на нашем старом пляже, а глубина не превышала уже знакомой привычной глубины. Я расхрабрилась и поплыла уже более уверенно. И тут же, за эту же слишком большую уверенность, «боженька стукнул меня по головушке, да не пожалел»… Я плыла недалеко от берега, как вдруг почувствовала, что меня резко потащило вниз… И это было столь внезапно, что я не успела никак среагировать, чтобы удержаться на поверхности. Меня странно крутило и очень быстро тянуло в глубину. Казалось, время остановилось, я чувствовала, что не хватает воздуха.
Тогда я ещё ничего не знала ни о клинической смерти, ни о светящихся туннелях, появлявшихся во время неё. Но то, что случилось далее, было очень похожим на все те истории о клинических смертях, которые намного позже мне удалось прочитать в разных книжках, уже живя в далёкой Америке…
Я чувствовала, что если сейчас же не вдохну воздуха, мои лёгкие просто-напросто разорвутся, и я, наверняка, умру. Стало очень страшно, в глазах темнело. Неожиданно в голове вспыхнула яркая вспышка, и все чувства куда-то исчезли... Появился слепяще-яркий, прозрачный голубой туннель, как будто весь сотканный из мельчайших движущихся серебристых звёздочек. Я тихо парила внутри него, не чувствуя ни удушья, ни боли, только мысленно удивляясь необыкновенному чувству абсолютного счастья, как будто наконец-то обрела место своей долгожданной мечты. Было очень спокойно и хорошо. Все звуки исчезли, не хотелось двигаться. Тело стало очень лёгким, почти что невесомым. Вероятнее всего, в тот момент я просто умирала...

После войны матрос Воробьев работал на восстановлении Одесского морского порта, в качестве водолаза участвовал в разминировании его акватории. Здесь же он познакомился с тяжелой атлетикой. Первым его состязанием стало первенство морского порта по поднятию тяжестей.


ВОРОБЬЕВ Аркадий Никитич родился в 1924 году, советский спортсмен (тяжелая атлетика),заслуженный мастер спорта (1952), заслуженный тренер СССР (1964), доктор медицинских наук (1970). Чемпион Олимпийских игр (1956, 1960), бронзовый призер XV Олимпиады в Хельсинки (1952), неоднократный чемпион и рекордсмен мира, Европы и СССР в 1950-1959.

Аркадий Никитич Воробьев был участником Великой Отечественной войны, служил в морской пехоте. За боевые заслуги он был награжден медалью "За отвагу". После войны матрос Воробьев работал на восстановлении Одесского морского порта, в качестве водолаза участвовал в разминировании его акватории. Здесь же он познакомился с тяжелой атлетикой. Первым его состязанием стало первенство морского порта по поднятию тяжестей.

Затем начались усиленные занятия. Вот что вспоминает сам спортсмен: "За три месяца я достиг неплохих результатов и выиграл звание абсолютного чемпиона Черноморского флота. Выступая в категории 75 кг, обыграл даже тяжеловесов. Потом стал очень серьезно заниматься, соблюдал режим. Никакого спиртного и курева. Выиграл звание чемпиона Союза, установил мировой рекорд, побив американца Станчика - он "мистером Америка" был, очень красивый парень..."

Аркадий Воробьев на долгое время стал бессменным капитаном советской дружины тяжелоатлетов, один из немногих сумел победить на пяти чемпионатах мира. В историю мировой тяжелой атлетики он вошел как победитель двух Олимпиад в полутяжелой весовой категории - Мельбурнской и Римской.

Аркадий Никитович и на девятом десятке выглядит так, что позавидуют иные пятидесятилетние. Сила в руках прежняя, а по эрудиции и живости ума он легко даст фору любому из «Клуба знатоков». Когда «Новые Известия» приехали в гости к Воробьеву в Малаховку, он готовил доклад для выступления в Академии физической культуры на тему «Цивилизация и постцивилизация».

– Значит, вы не из тех, кто спокойно проживает свою пенсию. Все трудитесь, пишете...

– Наверное, у меня в генах заложена такая работоспособность, тяга к труду. И к физическому, и к умственному. Знаете, я горжусь тем, что всю свою жизнь работал на благо родины, народа нашего. Искренне вам говорю.

– Да, потрудиться вам пришлось немало. Сколько тонн «железа» за свою спортивную карьеру переворочали?! Не каждый подъемный кран такую нагрузку выдержит...

– Так я с детства крепким парнем был. И спортом до войны почти вся молодежь увлекалась. Ну а когда война началась, я стал на фронт проситься, в пехоту. А меня на флот забрали. Да еще в водолазную школу! После войны мы разминировали одесский порт, чистили его от обломков, затонувших боеприпасов. Там, на флоте, я и начал заниматься тяжелой атлетикой. Причем получилось у меня как-то сразу. После трех месяцев тренировок стал абсолютным чемпионом Черноморского флота. Обыграл даже тяжеловесов, хотя сам тогда тянул только на 75 кг.

– В послевоенную эпоху спортсменам жилось несладко?

– В принципе нормально. Помню, написал заявление, чтобы меня демобилизовали, и пообещал, что через год установлю мировой рекорд в рывке. И обещание свое выполнил. Выиграл чемпионат СССР. Выступал тогда за Свердловск, а жил, будучи уже семейным, в раздевалке при спортивном зале. И стали меня переманивать к себе другие города. Киев звал. Узнал об этом Георгий Константинович Жуков, который в ту пору командовал Свердловским военным округом. Спорт он уважал. Говорит: останешься – получишь квартиру. Уедешь, тогда дружить с тобой не буду. Вот я и остался, а через две недели получил обещанное жилье. Вообще спортсмены, которые выступали на высоком уровне, нормально жили. Зарплата у меня была 3000 рублей, что по нынешним меркам больше 500 долларов. Так что семья наша из пяти человек не бедствовала, но и не шиковала.

– Сегодня наши тяжелоатлеты получают уж точно не меньше вашего, но на олимпийском помосте, за редким исключением, не блещут. Почему?

Лучшие дня

– Ну, на Олимпиаде в Афинах наши спортсмены выступили более или менее нормально – завоевали восемь медалей, в том числе и «золото». Другое дело, что могли выиграть еще две-три, но тут тактические просчеты допустили тренеры. Ведь в штанге нужно уметь не только вес поднять, но и верно оценить свои возможности и возможности соперника. Если же говорить о том, что происходило в нашей тяжелой атлетике за последние годы, то на ситуацию, безусловно, повлияла частая смена президентов национальной федерации. Согласитесь, не каждый олимпийский чемпион может стать хорошим руководителем.

– Это вы про Юрия Захаревича, которого сместили с должности президента год назад?

– Не только про него. Были и до этого деятели, которые занимались в основном коммерцией. Представляете, за последние 15 лет у нас не было ни одного тренерского семинара. Получается, что опытом никто друг с другом не делился, и накопленные поколениями знания не дошли до тех, кто в них нуждается. Увы, нынешние тренеры в большинстве своем теоретически плохо подкованы, кое-кто за всю свою жизнь не прочитал ни одного учебника, ни одного пособия. А между тем тяжелоатлетическая тренировка – многофакторный процесс. Здесь нужно и нагрузки правильно регулировать, и биомеханику знать, и фармакологию. Я как-то одному тренеру показал учебник, где нарисованы различные схемы и графики по биомеханике, так он ничего там не понял. Есть и еще один аспект, который, на мой взгляд, влияет на положение дел в нашей штанге, – семейственность. Посмотрите, Писаревский-отец, известный в прошлом спортсмен, тренирует сына Глеба. Валентина Попова тренируется у мужа. Какая уж объективность в такой ситуации?! Говорят, что родственники лучше друг друга чувствуют, знают возможности. То-то я смотрю, что в Афинах Глеб Писаревский еле-еле в третьем подходе от «баранки» ушел.

– У наших тяжеловесов родня в тренерах не числится, однако на афинской Олимпиаде в весе, который некогда считался нашим, российские атлеты даже не выступали. Что происходит?

– Ситуация, конечно, невеселая. Дело в том, что тяжеловесы – особая категория. Их нужно выращивать, уделять особое внимание. Вот был такой Алексей Медведев, двукратный чемпион мира. Так его десять лет тащили – с 1948 по 1957 год. Постоянно вызывали на сборы. Даже тогда, когда в команде были люди гораздо сильнее его. И в результате Медведев стал-таки чемпионом и даже установил мировой рекорд. Сейчас же зачастую все бывает иначе. Если у тебя год-другой дело стопорится – свободен.

– Уже даже в Китае есть «тяж», который посильнее многих наших. Кстати, как вы объясните выход этой страны на первые позиции в мировой тяжелой атлетике?

– Все просто. Китай использует советский опыт. Наша методика была признана лучшей в мире. Я сам, когда работал в международной федерации, написал учебник, которым активно пользовались во многих странах. Конечно, китайцы привнесли и что-то свое. В первую очередь жесткую дисциплину, без которой не добиться больших побед.

– Наверное, и знаменитая восточная медицина сыграла свою роль?

– Все это блеф. И в Китае все сидят на анаболиках. Впрочем, не только они. Помню, в одну из своих поездок в Болгарию наблюдал картину. Занимается парнишка лет десяти-двенадцати, а рядом на подоконнике лежат таблетки. Те самые, гормональные. Причем дозы в два раза больше лечебных. И это для мальчишек! Последствия их приема ужасны для здоровья – увеличивается количество гормонов. У детей, как у взрослых, прекращается рост трубчатых костей, они крепнут и превращаются в 12-летних мужичков. Это ужасно!

– Выходит, что вся современная тяжелая атлетика держится на допинге?

– Сейчас Всемирное антидопинговое агентство установило жесткий контроль за спортсменами. Но если есть деньги, то и эту проблему можно решить. Есть информация, что на Олимпиаде в Сиднее иранский тяжеловес просто-напросто купил себе пробу за несколько десятков тысяч долларов. Конечно, хотелось бы, чтобы все было честно и объективно, но... Все покупается и продается.

– В ваше время допинг уже был?

– Помню, в 1968 году мы выступали на Олимпиаде в Мехико и уже знали, что американцы, финны сидят на гормонах. Американцы еще в конце 50-х начали использовать препараты для откорма свиней и крупного рогатого скота. Сначала в легкой атлетике. Тот же метатель молота Гарольд Конноли об этом сам рассказывал. Но мы в 1968 году даже в такой ситуации, когда соперники выступали на допинге, смогли взять три золотые медали в штанге и еще несколько серебряных и бронзовых наград.

– Возможна ли современная тяжелая атлетика без стероидов?

– Вряд ли. Поезд уже ушел. Другое дело, что в ближайшее время будут все шире распространяться тканевые анаболики. Например, те же стволовые клетки, которые в медицине уже применяются, а теперь пойдут и в спорт. Обнаружить их очень трудно. Однако если разработан сам препарат, значит, обязательно изобретут методику, которая поможет его обнаружить. Другое дело, что о здоровье спортсмена речь здесь не идет.